Как валторны в оркестре сочетаются с тонкой мелодией флейты, так декоративную сочность одних картин Кокурина, подчас прямолинейных и даже грубоватых по цветовым ритмам («Свадьба», 1965), сопровождает прозрачная тонкость других. «Для меня воплощение нежности,— рассказывает живописец,— это наша русская березка. Когда она распрямляется весной — это как ножом по сердцу, слезы вскипают. Но так же близки мне озорные задорные частушки, веселые русские лубки, яркие, пестрые. Я просто «болею» ими. Удивительный свет …
В районных городках, где современная человеческая деловитость еще не успела подчинить себе природу, где рядом с грузовиками можно встретить запряженных в сани лошадей, художник может неторопливо полюбоваться и торжествующей пушистой зимой, и откровенной разноголосицей бытия, и наступающей в сверкающие синевой дни весенней распутицей.
Совсем другое дело — большой город. Его день шумен, полон красок, забот и не прекращающегося ни на минуту движения («Городской мотив», 1968). «Современная жизнь вообще очень декоративна …
Украшая бытие, памятники, изображенные Кокуриным, даже аллегорически не участвуют в нем. Они — лишь следы прошлого, жизнь идет не касаясь их. Несутся велосипедисты мимо массивных, навеки вросших в землю краснокирпичных стен старинного собора; на его неподвижном фоне они кажутся чрезвычайно быстрыми и деятельными («На трассе», 1960). Города у Кокурина не растут вокруг старинных памятников, но как бы вбирают их в себя. Эти города всегда густо заселены: люди переходят улицы, старательно …