Через два-три года после «Портрета молодого человека» Андреа дель Сарто создает свой шедевр — мужской портрет, известный как «Портрет скульптора» (1517—1518, Лондон, Национальная галерея).
Если в «Портрете молодого человека» из Уффици основными чертами были спокойствие и ясность образа, то в «Портрете скульптора» поражает другое: острый психологизм и динамичность образа, сила и целеустремленность интеллекта. По колориту он весьма близок к портрету из Уффици/, но дело не в близости цветовой гаммы, хотя и тут и там темный нейтральный фон и тона одежды почти совпадают (темно-коричневый и серовато-зеленый).
В обоих портретах цвет предельно скуп и строг, вся гамма продумана в своей изысканности и тонкости. И лишь ярко освещенное лицо приковывает внимание зрителя. В «Портрете скульптора» Андреа также пользуется активными контрастами света и тени. Черный берет оттеняет красивой формы лоб, пытливый быстрый взгляд устремлен на зрителя, губы сжаты не плотно, и кажется, что портретируемый вот-вот заговорит.
Портрет не погрудный, а поясной, причем Андреа посадил свою модель почти спиной к зрителю, а голову повернул к нему движением скорее быстрым и нервным, нежели резким. Тонкое лицо, вдохновенный взгляд, тронутые легким движением губы, вся поза портретируемого, поворот головы предполагают натуру темпераментную и пылкую.
Но что-то неуловимо болезненное в выражении лица придает образу, помимо всего, некий налет драматизма. Такая острота и насыщенность психологической характеристики, такая жизненность портрета, полного внутреннего движения, такое обаяние образа были немногим доступны в то время.
Этот портрет носит весьма условное название — «Портрет скульптора», так как предполагается, что в руках у портретируемого блок камня. Однако несколько беглых набросков к портрету говорят о том, что в руках у молодого человека не камень, а книга, которую он держит чуть согнутой, корешком наружу. Впрочем, это не имеет хоть сколько-нибудь существенного значения. Важнее другое — в любом случае изображен человек высокого интеллекта и творческой мысли.
Несмотря на ряд различий, два портрета, о которых шла речь выше, связаны друг с другом главным образом глубиной раскрытия внутренней характеристики модели. А это лишний раз свидетельствует о том, каковы были возможности Андреа дель Сарто в области портретного искусства, возможности, к сожалению, недостаточно реализованные.