«Ма­донна с гарпиями» фрагмент

И мадонна, и тесно прижавшийся к ней младенец, и поддерживающие ее путти в образе анге­лочков — все как бы высечено из одного каменного блока. Даже левая рука мадонны, обхватившая книгу, не нарушает впечатления монолитности форм. Эту картину нельзя отнести к категории так называемых «святых собеседований», того тихого разговора, который в присутствии Марии ведут святые. Здесь их двое — Иоанн справа и Франциск слева. Они молчат. Раз­говор закончен. Задумчиво устремил взгляд Иоанн, отвернув­шись от мадонны; глубоким вопрошающим взглядом смотрит на зрителя Франциск; не глядя ни на кого, стоит, потупившись, серьезная, погруженная в свои мысли мадонна.

Но почему же именно сфинксы дают пра­вильный ключ к пониманию этого произведения? В эпоху Воз­рождения, в XV—XVI веках, церковь использовала сфинкса как своего рода символ — сфинкс-хранитель тайн религии. Возмож­но, что в алтарной картине, заказанной францисканцами, тай­ной, хранителями которой были сфинксы, был догмат о непороч­ном зачатии и искуплении. И, может быть, именно поэтому образ мадонны не является в данном случае символом мате­ринства — она выступает именно как символ одного из основ­ных догматов христианства — догмата о непорочном зачатии и связанного с ним искупления.

При подобной трактовке «Мадонна с гар­пиями» (к сожалению, мы не вправе дать ей иное назва­ние) предстает перед нами как произведение, в котором с боль­шим мастерством найдено гармоническое взаимодействие стро­гой и монументальной формы и той идеи, которая лежит в основе замысла. Идея эта — глубокое осознание высокого предначертания. Отсюда серьезность мадонны, ее самоуглублен­ность, ее величавость и замкнутость. Таким образом, при пра­вильном истолковании темы и замысла то, что звучало в устах некоторых исследователей как упрек, только лишь подчерки­вает значительность произведения. Недаром Б. Р. Виппер, круп­нейший советский искусствовед, относит «Мадонну с гарпия­ми» к числу наиболее возвышенных и гармоничных произве­дений Андреа дель Сарто.